Бальдр ощущает недоверие и прекрасно понимает, чем оно вызвано. Хель не видела от асов добра, отчего же должна воспылать к сыну того, кто ее сослал, добрыми чувствами? Вот она - беда того, кто привык к хорошему отношению, к восхищению, к безграничному и беспричинному обожанию. Вот и последствия. Настает время пожинать горькие плоды.
- Нет, не боюсь, - он качает головой. - Рано или поздно со смертью сталкиваются даже боги. Каждому предначертан свой час. Только некоторым приходится ждать дольше. Иногда проходит целая вечность. Так зачем же бояться того, что все равно неизбежно наступит? - Бальдр хочет было отвести Хель назад, убедиться, что все во сне возвратилось на круги своя и долина вновь встретит его пением птиц, но тут за спиной величавой царицы появляются зеленые дубравы, затянутые дымкой тумана. Зрелище кажется Бальдру невероятно притягательным, неизвестность интригует и манит.
- Что за диво, - не может удержаться он и подносит ладонь ко рту в непосредственном жесте искреннего восторга. Однако руки своей спутницы не отпускает. Во сне может появиться все, что душе угодно, Бальдру ли не знать, но красота никогда не перестанет удивлять его. Ас ведет Хель за собой, ступает по тропе, на месте которой совсем недавно зияла пропасть. Вопрос не застает его врасплох, и ему не требуется время, чтобы подумать над ответом.
- Не смерть мне страшна, сколь то, как она наступит. Можно умереть в бою среди товарищей и храбрых вражеских воинов, можно зачахнуть от тоски или сгореть от тяжкой болезни. А можно пасть от руки близкого друга или родственника. Наверное, это - мой главный страх. Даже непроглядной тьме с ним не посоперничать.
Бальдр больше ничего не добавляет и наивно ждет хоть какого-то отблеска эмоций двуликой Хель, чью иссушенную и испещеренную глубокими морщинами мертвую ладонь он сейчас держал в своей, ничуть того не страшась. Ловит себя на мысли, что ему действительно интересно и дело отнюдь не в праздном любопытстве, но в чем-то еще, чему он все равно пока что не отыскал названия. Да и нужно ли оно?
- А боишься ли ты чего-то, хозяйка Эльвиндира? - не может удержаться Бальдр от встречного вопроса. Однако ответ ему уже не суждено услышать, потому что какая-то сила выталкивает его из сна, безжалостно выбрасывает прочь. Он открывает глаза, рассматривает знакомую обстановку спальни, будто впервые. Нанна осторожно касается его плеча.
- Ты ворочался во сне. Я испугалась и попыталась разбудить тебя, - торопливо произносит она, хотя Бальдр не нуждается в разъяснениях.
- Не стоило, - ас притягивает жену к себе и целует в прохладный лоб. - Не стоило так беспокоиться обо мне.
Бальдр не рассказывает ей о Хель, интуиция подсказывает ему, что Нанна вряд ли воспримет эту информацию с восторгом. Она и без того непривычно бледна.
Нанна же желает мужу лишь добра и потом первым делом рассказывает Фригг о чутком сне ее сына, о том, что нечто тревожило его этой ночью. Верховная богиня же зовет свою верную помощницу Фуллу, просит раздобыть зелье, что погружает в глубокий сон, напрочь лишенный сновидений. Жидкость, запертая в узком флаконе, прозрачна, словно слеза, и не обладает ни вкусом, ни запахом, так что Бальдр даже не узнает о том, что Нанна тайком подлила зелье в его кубок с медовой брагой. Фригг глаз не сводит с невестки, а та нервно улыбается и смотрит куда-то в сторону, мучаясь сомнениями, правильно поступила или нет.
Бальдра клонит в сон после пира. И на сей раз - никаких ярких грез. Лишь всепоглощающая, липкая тьма.