Сначала Питер думал, что это ненадолго. Что-то вроде короткого перерыва, за который можно всё обдумать, а потом снова вернуться и продолжить жизнь, если не прежнюю, то хотя бы отдаленно напоминающую ту, которая была раньше. Он, потерявший семью много лет назад, понимал эту боль, с которой не может сравниться ни одна физическая боль, даже от ожогов всего тела, после которых обычно не выживают. Никакая. Эту душевную боль невозможно погасить ни участием, ни поддержкой, ни временем. Теперь он знал, что и местью тоже нельзя. С ней можно только жить дальше. Когда теряешь последнего близкого, который у тебя остался, кажется, что земля уходит из-под ног и ты падаешь в какую-то бездонную кроличью нору, но знаешь, что внизу тебя не будет ждать столик с кексом с надписью "съешь меня", просто потому, что твое падение никогда не прекратится. Питер сам до сих пор падал, но уже не чувствовал себя слепым щенком, потому что сумел принять это, как должное. И он бы рассказал об этом Крису, если бы тот не сбежал.
Первые две недели Питер особо не нервничал, только внутри что-то неприятное скреблось, но, скорее, это было то чувство обиды, когда с тобой не делятся планами, о которых все вокруг знают. Еще через две недели Питер узнал, что об этих планах не был осведомлен никто. Он даже поспрашивал волчат, но и те были не в курсе, а в более подробные расспросы Хейл решил не вдаваться, потому что опасался, что его в чем-то начнут подозревать, хотя ему обычно было плевать на какие-то там подозрения. Через неделю он окончательно убедился в том, что Крис сбежал. И этот факт заставил его действительно разозлиться. А еще с каждым днем стало нарастать глухое беспокойство, от которого хотелось самым натуральным образом залезть на стену. Питер был вынужден признаться, что с самого первого дня чувствовал его, но сейчас окончательно выпустил на волю и перестал обманывать себя в том, что совсем не старается уловить такой знакомый запах в лесу или в самом городе.
Через три дня он побывал в соседних городках, но, не уловив ни намека на запах, вынужден был вернуться ни с чем. Злился ли он? О да, Питер злился, и не почувствовать это просто не могли. С ним даже лишний раз предпочитали не общаться, что, надо сказать, Хейла вполне устраивало. У него хватало и своих проблем, чтобы еще решать их за кого-то другого. Только мрачный Дерек наведывался, как обычно, видимо, не страшась гнева дяди. Но Дерек был обычно молчалив, говорил по делу и лишних вопросов не задавал, так что Питер воспринимал его спокойно и не старался выместить свое раздражение на племяннике. Да и Дерека сложно было назвать проницательным, так что можно было не переживать о том, что он мог догадаться, что действительно гнетет Хейла.
Это случилось поздно вечером в пятницу. Волчата пожаловали к нему всей толпой и долго что-то втирали о появлении каких-то диких оборотней неподалеку, видимо, решив, что он станет помогать им прочесывать лес безвозмездно. Питер поначалу хотел рявкнуть, но в итоге они так его достали, что Хейл проявил малодушие и сбежал патрулировать лес, лишь бы только не видеть лица дочери.
Именно в лесу он и ощутил тот запах, за которым гонялся столько дней. Запах Криса. Свежий запах, заставивший Питера бросить преследование мифических диких оборотней и полностью сконцентрироваться на этом запахе. Он ударил в нос нотками пота, мускуса, смазки для арбалета и пороха. Он вскружил голову не хуже какого-нибудь хмельного напитка, если бы оборотни вообще могли пьянеть. Он разогнал кровь по телу и пробудил те чувства, которые Питер уже очень давно в себе давил.
Хейл тряхнул головой, прищурился, выбирая верное направление, и отпустил своего внутреннего зверя.
Запах привел его в небольшой мотель на окраине, где даже дальнобойщики были такими редкими гостями, что в сезон были заняты от силы номеров пять. Сейчас, в межсезонье, тут остановилось всего два человека - агент по продажам косметики, которая так воняла, что едва не забила Питеру все остальные запахи, и Крис, запах которого был куда сильнее тут, так что не осталось никаких сомнений. Оборотень не стал пользоваться дверью, он легко вошел через окно, которое даже не нужно было вскрывать, оно открылось само, стоило только чуть-чуть нажать.
Время перевалило за полночь, когда Питер наконец устроился на продавленном пленом кресле в самом темном углу и приготовился ждать. Он ждал больше месяца, подождет и еще немного, хотя последние часы ожидания всегда казались самыми сложными, ведь цель была так близко, что нервы могли сдать в любую секунду. Питер в своих нервах был очень неуверен.

Последние часы ожидания были самыми сложными. Питер накручивал себя до предела, внутренне кипя от злобы, продумывал каждое слово, которое выплюнет в лицо Ардженту, приправлял свои фразы ядом, прикидывал самые болезненные места, по которым можно нанести удар, опуская самые очевидные, потому что смерть Элиисон в любом случае оставалась запретной темой, даже такой подлец, как Хейл, не стал бы паразитировать на ней, чтобы ударить побольнее. Нет, он слишком хорошо знает Криса, чтобы найти еще с десяток болезненных точек, а потом будет уверенно давить на каждую из них по очереди в поисках той, что причиняет самую сильную боль.
Питер хотел отомстить, хотя сам до конца не признавался, за что же именно будет эта месть. За трусость? За эгоизм? За то, что Крис посмел вот так просто бросить его, оставив в этом городишке, и даже не попрощался? О, Хейл чувствовал себя очень ущемленным и обиженным, хотя истинная природа его чувств лежала куда глубже. Он винил Криса за свой собственный страх. В глубине души Питер опасался, что где-то далеко что-то случится и Арджент больше не вернется, но этот подлец посмел приехать обратно и отправиться на охоту, как ни в чем не бывало, а значит заслуживал наказания.
Он услышал его шаги еще за сотню метров, запах же с легкостью обогнал звук. Хейл шумно втянул носом воздух, частично превращаясь, чтобы лучше уловить каждую ноту запаха - глаза вспыхнули лазурным. Арджент пах усталостью, потом, кровью и болью. О да, ему крепко досталось, потому что Питер с легкостью уловил различные стадии подсыхания и свертывания крови, оттенки боли и слабость. Сейчас Кристофер Арджент был очень слабым и, если бы вдруг в его номере притаился бы какой-то другой оборотень, затаивший зло на охотника, то тот не смог бы противостоять зверю и оказался бы совершенно беспомощным. Это тоже подлило масла в огонь и Питер приписал к списку грехов еще и потрясающую беспечность. Он весь подобрался, когда шаги зазвучали совсем близко, но принял нарочито расслабленную позу, чтобы показать, что он тут всего несколько минут и от ожидания на стенку лезть совсем не хочется.
Хейл прекрасно видел, как расширились в темноте глаза Криса, как он дернулся и принялся шарить рукой по стене в поисках выключателя. Охотник чуть поморщился от ярко вспыхнувшего света, но затем вновь расслабился, хотя эта расслабленность была исключительно показной. Внутри же все клокотало от гнева и странно сжималось, а сердце готово было выпрыгнуть из груди прямо в подставленные руки.
- Запах, если ты еще не забыл, что всем людям свойственно пахнуть. От тебя буквально несет кровью... и глупостью, - последние слова Хейл выплюнул с раздражением, словно клубок змей. Он рывком поднялся и преодолел то мизерное расстояние, разделяющее их, буквально одним прыжком, на ходу позволяя своим ногтями превратиться в крепкие длинные когти. И очень острые, в чем Крису удалось убедиться спустя секунду, когда когти вспороли его куртку и футболку, оставляя на коже груди четыре продольные полосы, тот час же начавшие кровоточить. Питер не стремился убить, но собирался причинить максимальную боль, которую может пережить Арджент в своем нынешнем состоянии.
- Ты законченный мудак, охотник, - голос у Питера стал ниже, в нем пробивались нотки рычания, - сколько их было? Пять? Шесть?
Кулак угодил прямо в солнечное сплетение и, не дожидаясь, пока Крис начнет хватать воздух ртом, Питер ударио его по лицу, на сей раз просто наотмашь, даже синяка не останется. Гнев улетучился мгновенно, вместе с раздражением исчезли и когти, а Хейл остался стоять так же близко, на расстоянии пара десятка сантиметров, и смотрел. Смотрел во все глаза, пытаясь понять, куда же ушло все его раздражение и злость, куда делись все те слова, которые он собирался высказать Ардженту, куда пропал план болевых точек, на которые он собрался нажимать до тех пор, пока человек не попросит пощады? Куда все это делось? Сейчас жалким себя чувствовал сам Хейл, ощущая запах Криса, такой знакомый, что в носу даже не щекотало от смеси мускуса и масла для чистки арбалета, хотя запах оружия должен включать защитные инстинкты у любого нормально оборотня, который беспокоится о своей безопасности. Питер о себе сейчас не беспокоился, он беспокоился о Крисе, который зачем-то сам отправился на охоту, хотя не то что не был готов, но и вполне мог пасть смертью пусть и храбрых, но вполне себе настоящих дураков. Только вот злиться на него за это не получалось, хотя Хейл искренне пытался вызвать в себе вновь эти чувства, возможно, чтобы наорать на охотника от всей своей широкой души.

Питер словно впал в какой-то ступор. Он смотрел прямо перед собой на Криса, который медленно оседал, корчась от боли, и ничего не делал. В мозгу вспыхивали и гасли какие-то мысли, а Хейл все искал в себе ту ненависть, с которой мог обрушиться на Арджента и добить его. Ненависти не было. Было внутри что-то жалобно скулящее, свернувшееся клубком и не представляющее никакой угрозы.
Крис цепляется за его куртку и только это помогает Питеру вновь вернуться к реальности. Он смотрит на Арджента широко распахнутыми глазами, обозревая результат своих попыток что-то кому-то доказать, и наконец вытягивает руки, подхватывая охотника уверенно и властно. Силы у оборотня достаточно, чтобы несколько миль на руках нести взрослого человека, так что Питер с легкостью тащит Криса к кровати, особо не заботясь о том, что половину пути буквально несет его. Самолюбие охотника и так достаточно уже пострадало, чтобы он заботился о таких глупостях.
- Там мог быть альфа. Знаешь, здоровый такой волк с красными глазами, а совсем не милый и пушистый Скотт, которому, дай волю и... Черт, - Питер усаживает человека на кровать, осознавая, что тот удерживается в относительно ровном положении только благодаря какой-то нелепой случайности. От Арджента разит болью. - Ты...
На ум приходят только изощренные ругательства, но Хейл не собирается попусту сотрясать воздух. Он опускается перед сидящим Крисом на колени и обхватывает его лицо руками, заставляя смотреть себе в глаза. Это продолжается несколько секунд, за которые Питер убеждается, что поступает правильно, а потом так же оказывается уверен, что совершает глупость. Тем не менее, он соскальзывает одной рукой на шею Арджента и упирается лбом в его лоб. Крис горячий, словно печка. Наверное, поднялась температура, но озноб его не бьет. Что-то подсказывает Питеру, что все еще впереди, поэтому он спешит. Забирать боль - это вам не простая процедура, которая проводится ровно пару секунд, в какой-то мере - это целый ритуал, но у Питера нет времени на долгие ритуалы. Он забирает боль Криса и она течет по его венам черным ядом, заставляя сосуды набухать. Боль горькая на вкус и на запах, а Питер сейчас, как никогда, ярко ее чувствует всем телом, но оборотни переносят ее легче, поэтому Хейл и делает это сейчас, чтобы хоть как-то облегчить состояние Криса.
Сглотнув подступивший к горлу комок оборотень медленно отпускает охотника и поднимается на ноги, попутно бегло оценивая его состояние и прикидывая метраж бинтов, который сейчас потребуется. Он не произносит больше ни слова, даже когда принимается деловито копаться в сумке Арджента, по запаху определив, где именно лежит аптечка с антисептиком. Сначала нужно позаботиться о его физическом состоянии, а потом разбираться с остальными проблемами. Питеру еще так много нужно сказать Крису, в том числе и гадостей, что он просто не может позволить, чтобы тот умер от ран, так и не дождавшись гневной отповеди, хотя прекрасно понимает, что ее не будет, даже если все обернется более, чем благополучно. Только не сейчас. Может, завтра. Или потом.

Питер не собирается объяснять Крису, с кем он собирался сравнить Скотта, но совсем не потому, что тот был бывшим парнем Эллисон. Или настоящим. Или хрен пойми каким, потому что она умерла, а значит связи этих подростков вообще стали казаться ужасно запутанными. Хотя, наверное, Питер с удовольствием бы сейчас поговорил о Скотте. О Дереке. Об Айзеке. Да хоть о Малии! О ком угодно, лишь бы отвлечься и не думать о том, что сейчас происходит. Его разрывало изнутри от осознания того факта, что Крису больно и основная часть вины лежит на Хейле. Он вдруг осознал, что мог не идти в мотель, а помотаться по лесу в поисках охотника и, возможно, помочь ему справиться с оборотнями. Питеру, в сущности, было все равно, кого убивать оборотней или людей, а так он бы даже пользу принес и может быть это ему где-то зачлось бы. Например, на него перестали бы так коситься, будто он собственными руками разорвал десяток младенцев.
- Ты не видел, как я смотрю на нашкодивших щенков, - огрызается оборотень, но, не смотря на вновь шевельнувшееся раздражение, обрабатывает видимые раны аккуратно, но быстро, стараясь принести как можно меньше боли. На самом деле, все не так плохо внешне. В основном, Питер сам нанес все видимые повреждения, так что вынужден был сейчас ликвидировать дело своих когтей. Больше его интересовал тот факт, насколько пострадали внутренние органы. - Завтра поедешь к Дитону. Не люблю я его, но пусть хотя бы рентген сделает. Или к матери МакКола в больницу, она много вопросов задавать не будет.
Питеру снова хочется ударить Криса, но это чувство так естественно, будто и не покидало его никогда. У них всегда так. Сначала хочется здорово съездить по физиономии, а потом вдруг накатывает волна нежности и стыда. Только сначала нужно обязательно ударить. Хейл вновь шумно втягивает носом воздух, стремясь различить смену состояния здоровья Арджента. Тот уже не испытывает такой боли, ему почти спокойно, если не учитывать близость оборотня, он даже пытается шутить, надо же.
- Что ты, я с большим удовольствием отдам ему тебя, да еще и с удовольствием понаблюдаю, - Питер поджимает губы и трясет головой раздраженно, будто не желая, чтобы его трогали или отвлекали от перевязки. Впрочем, ему не удается избавиться от цепких сильных пальцев со сбитыми костяшками, да и не сильно он уж старается, надо сказать. - А потом перегрызу ему горло, так уж и быть. За тебя.
Хейл криво улыбается и осторожно касается ладонью бока охотника, бережно поглаживая и двигаясь от бедра вверх. В какой-то момент рука замирает и нажим немного увеличивается.
- Ты в курсе, что у тебя сломаны ребра? - его голос звучит почти безразлично, но глаза снова начинают светлеть, грозясь стать лазурными. Питер испытывает сильнейшее внутреннее желание убивать. Найти и убить этих троих выживших, а потом найти их альфу и тоже убить, но не для того, чтобы самому занять его место, а чтобы причинить как можно больше боли. Сломать пару десятков костей. Подождать, пока заживет, и снова повторить для закрепления материала.
- Идиот, - наконец бросает Хейл и, отставив аптечку, мягко толкает Криса в плечо, заставляя улечься на крайне неудобной кровати, но сам не спешит вставать.

Питеру, если честно, даже хочется, чтобы Крис вот сейчас сказал какую-нибудь глупость, за которую на него можно здорово будет вызвериться. Ему это просто физически нужно. Не обязательно бить, достаточно просто наорать так, что через три комнаты проснется постоялец и пойдет жаловаться владельцу или, что еще желаннее, припрется прямо к ним под дверь. Вот уж на нем Питер смог бы отыграться по полной программе. Возможно, он бы даже убил его, потому что Арджент сейчас точно не сможет даже с кровати встать, не то чтобы попытаться остановить кровопролитие. Но Крис, как на зло, ведет себя примерно, не давая повода, даже наорать не за что.
Конечно, Питер может уйти и выместить раздражение на первом встречном, но он понимает, что не бросит охотника в таком состоянии, потому что тот вряд ли станет просить помощь у постороннего. Тот факт, что Питер вроде как не посторонний уже, приятно греет, заставляя немного успокоиться.
Хейл помогает Крису сначала стащить сапоги, а потом принимается раздевать его с таким видом, будто бы делал это всегда, только Арджент что-то запамятовал, приложившись головой о кость убиенного оборотня. Он старается быть максимально аккуратным, хотя с большим удивлением осознает, что до полнолуния еще долго, а зверь внутри уже стремится вырваться наружу. Несколько раз Питеру приходиться буквально брать себя в руки, чтобы ногти вновь не стали когтями. Особенно, когда он стягивает с Криса джинсы.
Нужно проветриться. Да, это было бы идеально решение, которое мог принять Питер. Нет, конечно, можно было бы пойти и убить кого-то с особой жестокостью, но… одно другому не мешает.
Крис возится на кровати, видимо, ища положение, в котором боль будет минимальна. Хейл еще думает, что можно было бы предложить ему какие-нибудь таблетки, хотя сам оборотень никогда не принимал ничего, потому что не нуждался. А можно было бы снова забрать часть его боли, позволяя провести ночь в относительном покое.
Питер уже шагает к постели, чтобы попрощаться, но это «Питер», произнесенное с вопросительной интонацией, заставляет Хейла замереть, всматриваясь в лицо охотника, хотя он и так прекрасно все видит.
Почему-то из головы моментально вылетают все те планы, которые строил оборотень буквально пару секунд назад. Он уже и не помнит, что собирался прогуляться, а потом под утро вернуться, чтобы проверить, как Крис. Он не вспоминает о том, что собирался принять самое верное решение относительно этого вечера. Он просто принимает то решение, которое казалось самым абсурдным.
Хейл снимает ботинки и сначала присаживается на край кровати, а затем и вовсе ложится рядом, так и не коснувшись Криса даже локтем. В голове пульсирует одна мысль «зачем?», хотя сам Питер прекрасно знает на нее ответ.
- Пожалуй, полежу тут с тобой немного, чтобы убедиться, что ты не двинешь кони в ближайшие пару часов, - с обычной иронией в голосе отмечает оборотень, стараясь, чтобы звучало это как можно более небрежнее. Прикрыть глаза и не думать о том, что рядом лежит Крис, такой теплый и живой, хотя на счет последнего и могут возникнуть определенные сомнения. – Болит?
Питер и сам знает, что болит, но он не знает, что спросить, а потому протягивает руку, укладывая ее на грудь Арджента, готовый тут же забрать всю боль без остатка себе, а под кожей гребаное сердце охотника бьется так часто, что Хейл сдается, не чувствуя себя при этом слабым. Он поворачивается, прижимаясь лбом к плечу Криса и не убирая пальцев. Кажется, он чувствует биение этого сердца всем телом. Дыхание предательски скрывается. Еще немного и он просто заскулит, захлебываясь от эмоций.

Питер уходит за час до рассвета, хотя просыпается намного раньше. Некоторое время он просто лежат рядом с Крисом, прислушиваясь к ровному мерному дыханию. По сути, он мог даже не слишком тревожиться о том, чтобы не шуметь, ведь Арджент настолько устал, что не проснулся бы, даже если бы мимо его постели промаршировал отряд альф, завывающий на луну. И, тем не менее, Питер все равно встает с постели очень аккуратно, стараясь не производить никакого лишнего шума, напоследок еще раз внимательно осматривает Криса, прекрасно понимая, что тот не обратится ни к Дитону, ни к матери Скотта. Хейл не удивился бы даже тому, что Крис через пару дней снова будет охотиться, просто чтобы не сидеть без дела. Что же, у них тут действительно полно работы, так что можно не только окунуться к нее, но и нырнуть головой так, что потом не выплывешь обратно.
Питер не мог сказал, что так уж горел желанием участвовать во всем том сумасшествии, которое происходило в Бейкон Хиллз, но даже он понимал, что выбор был невелик. Или проваливать отсюда куда-то в тепленькое местечко, чтобы хвост не прищемили, или участвовать, потому что каждый раз, когда очередная неведомая фигня пытается захватить контроль, волчата оказываются в центре событий. Теперь у него вроде как была Малия и пусть она не слишком благосклонно относилась к отцу, он все равно таковым являлся. Да и Дерек тоже был его семьей, хотя они и не слишком хорошо ладили. И Крис. Что, Крис?
Питер ушел  за час до рассвета, потому что не знал, что сказать Ардженту, когда тот проснется. Где-то в груди недовольно ворочалось чувство вины, а оборотень терпеть не мог чувствовать себя виноватым. Крис, как никто, умел угадать настроение и состояние Хейла, поэтому нечего было даже думать о том, чтобы скрыть от него это ощущение. Чертов человек. Чертов охотник.

Питер мог бы сказать, что всю неделю не вспоминал о Крисе, потому что у него не было времени, ведь все так завертелось. Какие-то лисы, новые герои, новые неприятности. Он мог бы сказать, что вообще забыл о том вечере в мотеле, когда сам едва не отправил Арджента на тот свет, а потом перевязывал его, забирал боль и согревал в прохладной комнате, имея возможность одним легким ударом разорвать горло.
Более того, он бы точно так сказал, если бы кому-то вообще пришло в голову спрашивать о таком, но, как бы ни юлил оборотень, от себя скрыть правду все равно бы не удалось.
Он следил за Крисом, но не приближался. Вне всякого сомнения, Арджент был умным и опытным охотником, но Хейл тоже отличался от неразумных щенков, которые не могут наблюдать так, чтобы не отказаться обнаруженными. Они стоили друг друга, так что Питер даже не мог сказать, сколько раз Крис заметил его, но он надеялся, что не больше трех-четырех.
Чтобы хоть как-то себя занять, оборотень время от времени помогал волчатам с их проблемами, консультировал по таким случаям, где требовались знания и опыт, а не желание спасти всех и бросаться с головой в омут. Питер всегда был где-то рядом, а потому никто не удивился, когда он вызвался сходить к Ардженту, чтобы передать тому некоторые материалы по оборотням, хранившиеся в личном архиве Хейлов. Ну, вызвался и вызвался. И только сам Питер знал истинную причину.
Оборотень нажал на кнопку дверного звонка и ощутил острое желание повести себя, как самый настоящий мальчишка, позвонивший в дверь, а затем сбежавший, чтобы посмотреть из укрытия, как хозяин будет удивленно озираться на пороге. Осуществить этот план не удалось, потому что дверь распахнулась, и перед Хейлом предстал Крис, возможно, не слишком здоровый, но вполне себе целый.
- Привет, - Питер умел вести себя так, будто ничего не происходит, и делал это виртуозно. Он помахал перед носом у охотника увесистой папкой. – Я был хорошим оборотнем весь год и даже позвонил в дверь, а не влез в окно. Можно мне теперь войти?

Ерунда какая-то. Питер Хейл был взрослым самодостаточным оборотнем, далеким от  душевных терзаний и страданий подростков, которых он насмотрелся в Бейкон Хиллз по самое не хочу. Иногда ему казалось, что он вполне может работать консультантам по вопросам играющих гормонов у новообращенных несовершеннолетних оборотней. Именно поэтому Хейл считал, что его уж точно не постигнет похожая участь, когда отчаянно захочется, чтобы кто-то сел рядом и проникновенно спросил: «вы хотите об этом поговорить?», потому что Питер очень хотел. Ему решительно не хватало возможности выговориться, а потом перегрызть горло тому, кто слишком много знает. Вот идеальное окончание сеанса психоанализа. И никто не посмеет сказать, что он расклеился, пусть это будет на самом деле так.
Хейл не стал торчать на пороге, хотя и задержался там немного дольше, чем нужно было, чтобы шумно втянуть носом воздух, оценивая обстановку, хотя и так прекрасно знал, что Крис в квартире один. Впрочем, даже если бы это было не так, то Питер не стал бы уходить, наоборот, он бы чувствовал себя, как дома, да еще и постарался бы устроить самое настоящее шоу, после которого Арджент бы его возненавидел. В этом весь Питер.
- Да, так что ты можешь искренне поблагодарить нас за такое великодушие, - Хейл ухмыляется так, что становится понятно, насколько великодушной может быть его семья.
От рома он тоже не собирается отказываться, хотя от такого алкоголя все равно не опьянеешь, но можно хотя бы горло промочить и оттянуть тот момент, когда нужно будет уходить. По-хорошему, он должен был просто отдать папку Крису и отправиться домой, только вот это же был Питер, который мог придумать тысячу и одну причину для того, чтобы задержаться.
- Нет, никого из чужих в округе, что очень странно, если учесть притягательность здешних мест для всякого сброда, - Хейл поднимает свой бокал, кивая Ардженту, и делает первый глоток. Не смотря на то, что алкоголь никак не действует на организм оборотня, внутри на какое-то время остается приятное тепло. – Они могли затаиться или уйти на время, но такое альфа не прощает. Он будет искать тебя, чтобы отомстить, может, сейчас, а может через несколько лет.
Хейл постарался, чтобы его голос звучал как можно небрежнее. Ну, альфа и альфа, подумаешь. Ничего такого страшного не случилось, даже если этот альфа страстно жаждет познакомиться поближе с одним охотником.
- Видишь ли, волчатам не до того круглый год, потому что невозможно решать проблемы тем местом, которым они в данный момент думают, а вот создавать себе новых – запросто, - улыбка превращается в хищный оскал, и оборотень с раздражением сжимает стакан крепче. Впрочем, вспышка быстро угасает и вот он уже совершенно спокойно делает очередной глоток рома. – Как твои ребра? Судя по всему, все оказалось не так страшно.
Он и сам не знает, зачем затронул ту тему, которой вообще не собирался касаться. Изначально, Питер планировал вести себя так, словно никакого вечера в мотеле и не было вовсе, но судьба и его длинный язык внесли свои коррективы.

В данный конкретный момент Питера разрывает на части. И это, оказывается, очень больно. Правда, больно. Действительно, больно. За тридцать с лишним лет существования Хейла в этом мире, ему причиняли боль сотнями разных способов, начиная от протыкивания его бренной тушки острыми предметами и заканчивая поджогом. Так что он мог считать, что неплохо разбирается в болевых ощущениях, но оказалось, что попытки задавить в себе те или иные эмоции, когда они отчаянно рвутся наружу, или заставить себя не делать что-то конкретное, что делать очень хочется, - вот истинные муки, которые физической боли и не снились. Сейчас он разрывался на части от невозможности вскочить, выпустить когти и, схватив Криса за плечи и посильнее тряхнув, проорать ему прямо в лицо, что да, блядь, прав он! Прав! Питер действительно хочет уберечь его не только от неприятностей, но и от его же собственной глупости, которая могла быть вызвана только смертью Эллисон, потому что раньше Арджент вообще казался оплотом здравомыслия и благоразумия, а тут просто метаморфоза какая-то произошла.
Конечно, Питер ничего из вышеперечисленного не сделает, потому что сумеет справиться с эмоциями, ведь он столько лет успешно это проделывал, но тогда не было так больно и такого мучительного желания поступить по-своему тоже как-то не наблюдалось, из чего можно сделать вывод, что во всем виноват Крис. Только присутствие охотника делало Хейл таким уязвимым, что тошно становилось.
- Я что, похож на доброго самаритянина или, быть может, произвожу впечатление любителя заниматься благотворительностью? - чем сильнее желание, тем более раздраженный ответ суждено услышать Крису. Питер спешит закрыть тему, потому что ему совсем не улыбается объясняться перед охотником, с чего это он так завелся, если тому придет в голову задать подобный вопрос. - Так что ты все правильно думаешь.
В доме Арджента непривычно тихо и пусто. Питер раньше бывал тут всего несколько раз, но представлял все в ином свете. Наверное, в этом как раз нет ничего удивительного, если учесть, что случилось с Эллисон, но у Хейла возникает невольное желание внести толику безобразия в эту угнетающую тишину. И вновь он не предпринимает ничего, изучая выпивку в стакане и поглядывая на Криса пристально, задерживая взгляд дольше, чем следует.
- Это был камень в мой огород, да? - Питер не обижается на такие мелочи, он лишь по достоинству оценил тот факт, что Арджент не стал упоминать о его причастности напрямую, ограничившись тонким намеком. - Уверен, обитатели этого прекрасного места сами отлично справляются с уменьшением количества своего поголовья.
Оборотень внимательно наблюдает за тем, как охотник касается своих ребер, стараясь ощутить его боль дистанционно, предполагая, что Крис вполне может соврать на счет реальных ощущений. К счастью, все вроде бы в порядке, но в горле у Питера все равно пересыхает, так что он выбирает самый простой и безболезненный способ утолить жажду. Хейл тянется к заботливо предоставленному ведерку со льдом и вылавливает оттуда кубик, чтобы в следующую секунду уже кинуть его себе за щеку. Лед начинает таять сразу же, но Хейл все равно перекатывает его во рту, причмокнув пару раз, чтобы шумно сглотнуть. Получалось у него это очень естественно, так что сразу и не поймешь - специально или нарочно.
- Поблагодари меня прямо сейчас. Можешь начинать, - любезно предлагает Хейл, а сам с хрустом раскусывает льдинку, потому что окончание фразы заставляет его снова разозлиться. - Но ты все-таки приехал. И что же тебя заставило? Совесть замучила, а? Желание помочь бедным детишкам?
Питер подается вперед, упираясь  ладонями в свои колени, и пристально смотрит на Криса, плотно сжимая губы, чтобы тот не увидел как удлиняются его клыки. Хотелось впиться зубами в его плечо, сделать больно, чтобы Арджент наконец осознал и признался самому себе, ради кого он вернулся в этот проклятый город. Питер был уверен, что знает ответ намного лучше него и готов вырвать его зубами, если потребуется.

Если бы Питеру Хейлу сейчас сказали, что он ведет себя как ребенок, он бы не поверил. Более того, не согласился бы с данным утверждением, применив крайне жесткую аргументацию своей позиции в виде агрессии, обращенной на проницательного собеседника. И в то же время он не мог не согласиться с этим хотя бы в глубине души. Питер обижался на Криса, словно тот сделал это нарочно. И под "этим" подразумевался отнюдь не спешный отъезд, точнее, не только он.
Нельзя было не согласиться, что все получалось как-то сложно, хотя они уже давно не были подростками, страдающими перепадами уровня гормонов в крови. Они были двумя взрослыми мужиками, один из которых страдал от вспышек агрессии и желания рвать своих противников на части в совершенно очевидном прямом смысле, а другой, кажется, настолько глубоко забился в свою раковину, что вряд ли получится его так просто оттуда достать. Да у них проблем побольше, чем у волчат, если на то пошло. Если детские страдания лечатся хорошим пинком, то с ними дела обстоят сложнее. И, главное, Питер сам не мог сказать, куда бы они в итоге пришли. Слишком, мать его, сложно, а он к такому не привык. Только не Хейл, для которого проблемы положения в стае были куда более существенны, чем сердечные переживания. Были раньше. Потому что сейчас он даже в этом не был уверен. Крис здорово перевернул его собственный мир с ног на голову, при этом, кажется, даже не догадываясь об этом. Чертов охотник. И совесть его даже не мучает по этому поводу, хотя должна, пусть даже немного.
- Ты подумал? - оборотень насмешливо щурится, но на самом деле он весь превратился в наблюдателя, пристально всматриваясь в лицо Криса и пытаясь поймать хоть какой-нибудь намек, который позволит ему ухватиться за фразу, жест, взгляд, а потом останется только не разжимать зубы и пытаться вытрясти Арджента из раковины, чтобы увидеть его настоящего. Это будет сложно, очень сложно. Но Питер не ищет легких путей, пусть иногда и откровенно халтурит. - Я не уверен, что это лучшее применение твоих незаурядных способностей.
Хейл в два глотка допивает ром, отправляя бокал по столу в сторону Криса, то ли предлагая тому добавить, то ли показывая, что больше пить  не будет. А вот охотник пусть пьет. Оборотень легко поднимается на ноги, чтобы медленно обойти стол, по пути схватив очередную льдинку из ведерка и отправив ее в рот.
- Чем ты намерен заняться тут, Арджент? - вопрос вроде бы простой, но за каждым словом скрыт подвох, хотя не так сильно уж он и скрыт, раз Питер открыто показывает, что его вопрос не следует понимать буквально. Охота - это хорошо, но не только охоту имеет ввиду оборотень. Цепкий взгляд ни на мгновение не отпускает, даже когда Хейл усаживается совсем рядом с Крисом на подлокотник. - Что ты будешь делать?
Если уж кто умеет читать между строк, так это Питер Хейл. Правда, зачастую он читает так, как ему удобно, и видит то, чего ему хочется, поэтому не стоит удивляться, что слова могут быть поняты превратно и истолкованы именно так, как того хочется толковавшему, а не так, как следовало бы.